Рассказы и фельетоны - Страница 27

К оглавлению

И тотчас перед нами предстал А. В. Луначарский. Трое, открыв рты, посмотрели на наркомпроса.

— Тут кто? — спросил первый серый, указывая на кровать.

— Товарищ Епишина, Александра Ивановна.

— Она кто?

— Техническая работница,— сладко улыбаясь, ответил хозяин,— стиркой занимается.

— А не прислуга она у вас? — подозрительно спросил черный.

В ответ хозяин судорожно засмеялся:

— Да что вы, товарищ! Что я, буржуй какой-нибудь, чтобы прислугу держать! Тут на еду не хватает, а вы: «прислуга»! Хи-хи!

— Тут? — лаконически спросил черный, указывая на дыру в кабинет.

— Добавочная, 13 /, под конторой моего учреждения,— скороговоркой ответил хозяин.

Черный немедленно шагнул в полутемный кабинет. Через секунду в кабинете с грохотом рухнул таз, и я слышал, как черный, падая, ударился головой о велосипедную цепь.

— Вот видите, товарищи,— зловеще сказал хозяин,— я предупреждал: чертова теснота.

Черный выбрался из волчьей ямы с искаженным лицом. Оба колена у него были разорваны.

— Не ушиблись ли вы? — испуганно спросил хозяин.

— А… бу… бу… ту… ту… ма…— невнятно пробурчал что-то черный.

— Тут товарищ Настурцина,— водил и показывал хозяин,— тут я,— и хозяин широко показал на Карла Маркса. Изумление нарастало на лицах трех. А тут товарищ Щербовский,— и торжественно он махнул рукой на Л. Д. Троцкого.

Трое в ужасе глядели на портрет.

— Да он что, партийный, что ли? — спросил второй серый.

— Он не партийный,— сладко ухмыльнулся хозяин,— но он сочувствующий. Коммунист в душе. Как и я сам. Тут у нас все ответственные работники живут, товарищи.

— Ответственные, сочувствующие,— хмуро забубнил черный, потирая колено,— а шкафы зеркальные. Предметы роскоши.

— Рос-ко-ши?! — укоризненно ахнул хозяин,— что вы, товарищ!! Белье тут лежит последнее, рваное. Белье, товарищ, предмет необходимости.— Тут хозяин полез в карман за ключом и мгновенно остановился, побледнев, потому что вспомнил, что как раз вчера шесть серебряных подстаканников заложил между рваными наволочками.

— Белье, товарищи,— предмет чистоты. И наши дорогие вожди,— хозяин обеими руками указал на портреты,— все время указывают пролетариату на необходимость держать себя в чистоте. Эпидемические заболевания… тиф, чума и холера, все оттого, что мы, товарищи, еще недостаточно осознали, что единственным спасением, товарищи, является содержание себя в чистоте. Наш вождь…

Тут мне совершенно явственно показалось, что судорога прошла по лицу фотографического Троцкого и губы его расклеились, как будто он что-то хотел сказать. То же самое, вероятно, почудилось и хозяину, потому что он смолк внезапно и быстро перевел речь:

— Тут, товарищи, уборная, тут ванна, но, конечно, испорченная, видите, в ней ящик с тряпками лежит, не до ванн теперь, вот кухня — холодная. Не до кухонь теперь. На примусе готовим. Александра Ивановна, вы чего здесь, в кухне? Там вам письмо есть в вашей комнате. Вот, товарищи, и все! Я думаю просить себе еще дополнительную комнату, а то, знаете, каждый день себе коленки разбивать — эт-то, знаете ли, слишком накладно. Куда это надо обратиться, чтобы мне дали еще одну комнату в этом доме? Под контору.

— Идем, Степан,— безнадежно махнув рукой, сказал первый серый, и все трое направились, стуча сапогами, в переднюю.

Когда шаги смолкли на лестнице, хозяин рухнул на стул.

— Вот, любуйтесь,— вскричал он,— и это каждый божий день! Честное вам даю слово, что они меня доконают.

— Ну, знаете ли,— ответил я,— это неизвестно, кто кого доконает!

— Хи-хи! — хихикнул хозяин и весело грянул: — Саша! давай самовар!..

Такова была история портретов, и в частности Маркса. Но возвращаюсь к рассказу.

…После супа мы съели бефстроганов, выпили по стаканчику белого «Айданиля» винделправления, и Саша внесла кофе.

И тут в кабинете грянул рассыпчатый телефонный звонок.

— Маргарита Михална, наверно,— приятно улыбнулся хозяин и полетел в кабинет.

— Да… да…— послышалось из кабинета, но через три мгновения донесся вопль: — Как?

Глухо заквакала трубка, и опять вопль:

— Владимир Иванович! Я же просил! Все служащие! Как же так?!

— А-а! — ахнула кузина,— уж не обложили ли его?!

Загремела с размаху трубка, и хозяин появился в дверях.

— Обложили? — крикнула кузина.

— Поздравляю,— бешено ответил хозяин,— обложили вас, дорогая!

— Как?! — кузина встала, вся в пятнах,— они не имеют права! Я же говорила, что в то время я служила!

— «Говорила», «говорила»! — передразнил хозяин,— не говорить нужно было, а самой посмотреть, что этот мерзавец домовой в списке пишет! А все ты,— повернулся он к кузену,— просил ведь, сходи, сходи! А теперь не угодно ли: он нас всех трех пометил!

— Ду-рак ты,— ответил кузен, наливаясь кровью,— при чем здесь я? Я два раза говорил этой каналье, чтоб отметил как служащих! Ты сам виноват! Он твой знакомый. Сам бы и просил!

— Сволочь он, а не знакомый! — загремел хозяин,— называется приятель! Трус несчастный. Ему лишь бы с себя ответственность снять.

— На сколько? — крикнула кузина.

— На пять-с!

— А почему только меня? — спросила кузина.

— Не беспокойся! — саркастически ответил хозяин,— дойдет и до меня и до него. Буква, видно, не дошла. Но только если тебя на пять, то на сколько же меня шарахнут?! Ну, вот что — рассиживаться тут нечего. Одевайтесь, поезжайте к районному инспектору — объясните, что ошибка. Я тоже поеду… Живо, живо!

Кузина полетела из комнаты.