Рассказы и фельетоны - Страница 124


К оглавлению

124

— Глаз, глаз выдушите, куда ж ты прешь!

— В очередь!

— Выкиньте этого, в шапке, он сбоку залез!

— Сам ты мерзавец!

— Товарищи, будьте сознательны!

— Ох, не хватит…

— Попрошу не толкаться, я — начальник станции!

— Насчет водки — я сам начальник!

— Алкоголик ты, а не начальник!

Дверь ежесекундно открывалась, из нее выжимался некий с счастливым лицом и с двумя бутылками, а второго снаружи вжимало с бутылками пустыми. Трое в фартуках, вытирая пот, таскали из ящиков с гнездами бутылки с сургучными головками, принимали деньги.

— Две бутылочки.

— Три двадцать четыре! — вопил фартук,— что кроме?

— Сельдей четыре штуки…

— Сельдей нету!

— Колбасы полтора фунта…

— Вася, колбаса осталась?

— Вышла!

— Колбасы уже нет, вышла!

— Так что ж есть?

— Сыр русско-швейцарский, сыр голландский…

— Давай русско-голландский, полфунта…

— Тридцать две копейки! Три пятьдесят шесть! Сдачи сорок четыре копейки! Следующий!

— Две бутылочки…

— Какую закусочку?

— Какую хочешь. Истомилась моя душенька…

— Ничего, кроме зубного порошка, не имеется.

— Давай зубного порошка две коробки!

— Не желаю я вашего ситца!

— Без закуски не выдаем.

— Ты что ж, очумел, какая же ситец закуска?

— Как желаете…

— Чтоб ты на том свете ситцем закусывал!

— Попрошу не ругаться!

— Я не ругаюсь, я только к тому, что свиньи вы! Нельзя же, нельзя ж, в самом деле, народ ситцем кормить!

— Товарищ, не задерживайте!

Двести пятнадцатый номер получил две бутылки и фунт синьки, двести шестнадцатый — две бутылки и флакон одеколону, двести семнадцатый — две бутылки и пять фунтов черного хлеба, двести восемнадцатый — две бутылки и два куска туалетного мыла «Аромат девы», двести девятнадцатый — две и фунт стеариновых свечей, двести двадцатый — две и носки, да двести двадцать первый — получил шиш.

Фартуки вдруг радостно охнули и закричали:

— Вся!

После этого на окне выскочила надпись «Очищенного вина нет», и толпа на улице ответила тихим стоном…

Вечером тихо лежали сугробы, а на станции мигал фонарь. Светились окна домишек, и шла по разъезженной улице какая-то фигура и тихо пела, покачиваясь:


Все, что здесь доступно оку,
Спи, покой ценя…

Паршивый тип

Если верить статистике, сочиненной недавно неким гражданином (я сам ее читал) и гласящей, что на каждую тысячу людей приходится 2 гения и два идиота, нужно признать, что слесарь Пузырев был, несомненно, одним из двух гениев. Явился этот гений Пузырев домой и сказал своей жене:

— Итак, Марья, жизненные мои ресурсы в общем и целом иссякли.

— Все-то ты пропиваешь, негодяй,— ответила ему Марья.— Что ж мы с тобой будем жрать теперь?

— Не беспокойся, дорогая жена,— торжественно ответил Пузырев,— мы будем с тобой жрать!

С этими словами Пузырев укусил свою нижнюю губу верхними зубами так, что из нее полилась ручьем кровь. Затем гениальный кровопийца эту кровь стал слизывать и глотать, пока не насосался ею, как клещ.

Затем слесарь накрылся шапкой, губу зализал и направился в больницу на прием к доктору Порошкову.

— Что с вами, голубчик? — спросил у Пузырева Порошков.

— По…мираю, гражданин доктор,— ответил Пузырев и ухватился за косяк.

— Да что вы? — удивился доктор.— Вид у вас превосходный.

— Пре…вос…ходный? Суди вас бог за такие слова,— ответил угасающим голосом Пузырев и стал клониться набок, как стебелек.

— Что ж вы чувствуете?

— Ут…ром… седни… кровью рвать стало… Ну, думаю, прощай… Пу…зырев… До приятного свидания на том свете… Будешь ты в раю, Пузырев… Прощай, говорю, Марья, жена моя… Не поминай лихом Пузырева!

— Кровью? — недоверчиво спросил врач и ухватился за живот Пузырева. Кровью? Гм… Кровью, вы говорите? Тут болит?

— О! — ответил Пузырев и завел глаза,— завещание-то… успею написать?

— Товарищ Фенацетинов,— крикнул Порошков лекпому,— давайте желудочный зонд, исследование сока будем делать.

— Что за дьявольщина! — бормотал недоумевающий Порошков, глядя в сосуд,— кровь! Ей-богу, кровь. Первый раз вижу. При таком прекрасном внешнем состоянии…

— Прощай, белый свет,— говорил Пузырев, лежа на диване,— не стоять мне более у станка, не участвовать мне в заседаниях, не выносить мне более резолюций…

— Не унывайте, голубчик,— утешал его сердобольный Порошков.

— Что же это за болезнь такая, ядовитая?! — спросил угасающий Пузырев.

— Да круглая язва желудка у вас. Но это ничего, можно поправиться, во-первых, будете лежать в постели, во-вторых, я вам порошки дам.

— Стоит ли, доктор,— молвил Пузырев,— не тратьте ваших уважаемых лекарств на умирающего слесаря, они пригодятся живым… Плюньте на Пузырева, он уже наполовину в гробу…

«Вот убивается парень!» — подумал жалостливый Порошков и накапал Пузыреву валерианки.

На круглой язве желудка Пузырев заработал 18 р. 79 к., освобождение от занятий и порошки. Порошки Пузырев выбросил в клозет, а 18 р. 79 к. использовал таким образом: 79 копеек дал Марье на хозяйство, а 18 рублей пропил…

— Денег нету опять, дорогая Марья,— говорил Пузырев,— накапай-ка ты мне зубровки в глаза…

В тот же день на приеме у доктора Каплина появился Пузырев с завязанными глазами. Двое санитаров вели его под руки, как архиерея. Пузырев рыдал и говорил:

— Прощай, прощай, белый свет! Пропали мои глазыньки от занятий у станка…

124